Анжи прогнала комок, застрявший в горле, и наконец отважилась поднять глаза. Наверху уже не просто топали. Там резвился как минимум слонопотам, потому что потолок заметно вздрагивал, сыпалась штукатурка.
– Они там что? – подпрыгнул Воробей, когда стало понятно, что миром это не закончится. – С ума съехали, что ли?
По потолку пошли трещины, дом качнулся, стены охнули.
– Эй, хватит сидеть! – сорвался с места Джек. – Бежим! Сейчас все развалится!
Но Лентяй с Анжи не торопились. Они с явным сомнением изучали разрушения, сделанные неизвестным великаном.
– Ты видишь то же, что и я? – тихо спросила Анжи.
– Вероятно, – склонил голову набок Серый.
– Что с вами? – в голос орал Воробей. – Надо куда-то звонить! Вызывать пожарных. Дом не выдержит!
А дом, и правда, решил сам себя проверить на прочность. Он качался, скрипел и жалобно вздыхал. Неведомая сила ходила уже не по потолку и стенам, она вихрем проносилась по окнам, распахивала форточки.
Лентяй усмехнулся.
– Находчивый какой, – пробормотал он и взял в руки блюдце из-под чашки. – Молоко есть?
Анжи кивнула и, с трудом удерживая равновесие, пошла в кухню.
– Ну, вы полные психи! – Воробей тоже еле держался на ногах. Он размахивал руками, отчего очень стал похож на одноименную птицу.
Половина молока пролилась, но часть все же осталась на донышке блюдца. Лентяй выставил его в коридор и захлопнул дверь.
– Еще бы сушка подошла! – крикнул он, перекрывая треск и грохот.
– Лови! – бросила ему баранку Анжи.
– Вы – идиоты! – Джек бросился в приоткрытую дверь, которую придерживал Лентяй. Как раз в это время он отправлял баранку следом за блюдцем с молоком. Серый захлопнул дверь прямо перед его носом.
– Тихо, – прижал он палец к губам. – А то он обидится. Тогда вообще все здесь перевернет.
Дом в последний раз вздрогнул и облегченно вздохнул – больше его никто не раскачивал, не стучал по стенам, не пытался опрокинуть.
Тишина непривычно резанула по ушам. Но среди этой тишины было явственно слышно, как в коридоре кто-то чавкает.
– А он довольно невоспитанный, – фыркнул Лентяй, отползая от двери.
– К-кто это? – У Воробья вдруг открылось временное заикание.
– Как заказывали – домовой, – прошептал Серый, с опаской косясь в сторону двери. – Только не спугните его, а то опять пойдет буянить.
– Ему одной баранки хватит? – Анжи потянула руку к пакету. – Может, еще подкинуть?
– Обойдется, а то его потом не прокормишь!
Чавканье смолкло, по коридору пронеслись быстрые шаги, и наступила тишина. Друзья выглянули в коридор.
Ни баранки, ни молока не было, блюдце было надколото.
– Действительно, никакого воспитания, – пробормотала Анжи, издалека рассматривая свою испорченную собственность. Взять блюдце в руки она побоялась.
– А весело у вас, – нервно хихикнул Воробей и стал спешно собираться.
– Да уж, у нас не соскучишься, – кивнул Лентяй. – Не удивлюсь, если из крана у тебя вылезет русалка.
И, словно подтверждая его слова, в ванной что-то плеснуло.
Анжи всхлипнула.
– Его надо как-то вернуть обратно, – прошептала она.
– Ну а как же – когда грань между материальным и духовным истончается… – передразнил Светлану Серый.
– Эй! Вы что? Полные крейзи? – Джек уже напялил куртку. – Бежать вам надо! И как можно скорее.
– Нет! – Лентяй бросился к двери, перегораживая ее, чтобы Джек не скрылся. – Он именно этого и ждет. Бегущего человека проще всего поймать. Когда душа уходит в пятки, ее оттуда можно легко вытрясти. Надо ждать. С домовыми и русалками разберемся. Задобрить их – проще простого. Дотянуть бы до Хэллоуина, до дня, когда духи легко проходят через грань. Проходят сюда, пройдут и обратно. Надо только как-то вытрясти убыра из тела Глеба. Джек! – повернулся он к маявшемуся в прихожей Воробью. – Что бы заставило тебя выйти из дома?
– Хорошая компания, – неуверенно дернул плечом Джек. – Последняя серия Индианы Джонс. А вот если ты позвонишь, я уже никуда не пойду. Стремные вы, ребята.
– Точно! – Лентяй довольно хлопнул в ладоши. – Нам нужен кто-то, кто позовет нашего Лутовинова на тусовку.
– Только не говори, что мы будем вызывать дух Тургенева, – в ужасе прошептала Анжи. Ей вполне хватило домового. Как поведет себя классик, пусть и бестелесный, она боялась даже предположить.
Глава X
По закону Менделеева
– А вы знаете, что Менделеев считал столоверчение, оно же вызывание духов предков, ересью? – Лентяй любовно выписывал на листе ватмана буквы русского алфавита.
– И где тебя, такого умного, взяли? – привычно проворчал Воробей, на этом же ватмане корявыми буквами выводя «да» и «нет».
Анжи лежала на диване и прикладывала к голове пакет со льдом.
Только что на нее упал шкаф.
Никаких предупреждающих знаков не было. Даже по потолку никто не топал.
Шкаф просто стоял, а потом он просто упал. Как раз когда мимо него проходила Анжи. А потом затрезвонил телефон, и Глеб самым милым голосом, на какой только был способен, поинтересовался, не надумала ли она помереть добровольно. В ответ Анжи пробормотала что-то невразумительное и рухнула на диван. Заботливый Серый сбегал в кухню за льдом.
Хэллоуин приближался, но как-то медленно. Середина октября выдалась особенно напряженной. Убыр разошелся не на шутку. Теперь несчастья посыпались и на голову Воробья – он не ходил в школу из-за сильного растяжения, полученного на уроке физкультуры. Мельком прошло сообщение, что усадьба Спасское-Лутовиново чуть не сгорела. Действия сторон приобретали характер затяжной войны. Квартира Анжи стала похожа на оборонительный пункт – повсюду висели фенечки и обереги, символы на листах картона разве что под ногами не валялись. Спасало то, что мать, слишком занятая в этом сезоне на работе, временно махнула на дочку рукой. Та, прикрываясь идеей о переходном возрасте и общей невменяемости подростков, творила что хотела.
Однажды Анжи проснулась среди ночи с ощущением, что в комнате кто-то есть. Этот «кто-то» явственно виднелся сквозь штору. Продрав глаза и приглядевшись, Анжи чуть не завопила от ужаса. На подоконнике стоял Лутовинов. Он тяжело вздыхал и покачивал головой.
– Опять тяжко? – без какого бы то ни было сочувствия поинтересовалась Анжи, видимо, за два месяца, прожитых в кошмарах, она успела ко многому привыкнуть.
– Ох, тяжко, тяжко, – с готовностью согласился старый барин. – Тесно мне там, тесно. – Он наклонился вперед, собираясь, видимо, просочиться сквозь стекло.
Анжи стукнула пяткой по полу. По стене простучали быстрые ножки, шурша, свалилась с потолка штукатурка, звякнуло в коридоре потревоженное блюдце. И тут же Лутовинова словно что-то отбросило от окна. Он взмахнул руками, опрокинулся на спину и растворился в вечной измороси.
«Надо его чем-нибудь капитальным накормить», – подумала Анжи о затихшем домовом. С тех пор как домовой впервые поселился в ее доме, тысячелетняя нечисть больше не буянила. По крайней мере, дом на прочность не проверял, довольствовался тем, что по ночам сыпал крупу. Из всех продуктов ему почему-то больше всего нравилась гречка. Он с большим удовольствием ссыпал килограммовый пакет в алюминиевую звонкую кастрюлю и успокаивался. Ну и блюдце молока с сушкой – это тоже обязательно. Главной проблемой было убрать блюдце до того, как встанет мама. Она, конечно, смирилась с тем, что дочка ее с наступлением осени заболела нервным расстройством, но блюдца она могла уже и не вынести.
Хуже поначалу приходилось с русалками. Они постоянно выглядывали из крана, плескали водой из туалета и все норовили защекотать Анжи. Один раз, отвлекшись, она пришла в себя на дне ванны. Видимо, у русалок были нелады с фантазией, в их программные файлы было зашито – защекотать и утащить на дно. А то, что в ванне не всегда налита вода, они не подумали, вот и треснули Анжи со всей силой о ее керамические бока.
Но и на русалок нашлась управа. Оказывается, они не выносили пения. Стоило Анжи один раз запеть под душем, как по трубам пронеслись возмущенные крики и стоны. С тех пор пение стало еще одной проблемой подросткового возраста, которые мама терпеливо заносила в свою записную книжку. Места в этой книжке у нее оставалось уже немного.